с этим еще нужно переспать, но пока что я в восторге.
сначала это было словно что-то от Брэдбери - подростковое наслаждение летом, которое возможно только именно когда ты подросток и потом никогда больше, ("Лирический ансамбль из солнца, плодородных полей с высокими посевами, ветра, играющего ими, как морем в полуденной жаре, скрипа наших деревянных полов или легкого скрежета пододвигаемой глиняной пепельницы на мраморной столешнице моей тумбочки"), но затем, затем... это словно книги Мураками и "Дом на краю света" (если кто не знает, оба явления - обожаемые мной до глубины души, "ода одиночеству" ©): кажется, что книга про отношения между людьми, но на самом деле это так сложно описать какой-то обычной фразой, вроде той, что является фраза "отношения между людьми". потому что эта книга (так и книги Мураками, и Каннингема) - про частное и общее одновременно. она словно выстроена на эгоцентризме главного героя, даром, что повествование ведется от первого лица, и большую часть книги это именно его ощущения, переживания, впечатления; но с другой стороны, она о целом мире, который существует вокруг главного героя, все те люди и явления, которые так или иначе влияют на него, на его становление кем-то. да, возможно мысли Элио слишком взрослые, разумные, спокойные для его возраста, но дело как раз не в этом - не в его возрасте, половой принадлежности, вероисповедании и всех прочих рамках, в которые нас всегда загоняет мораль. дело в том, что он - человек, который что хочет найти кого-то, кого не просто прозаично полюбит, а того, кто станет для него отражением его самого, кого он сможет назвать своим именем.
Как всякий пережитый опыт, накладывающий на нас свой отпечаток до конца дней, я обнаружил себя разорванным изнутри, выпотрошенным и четвертованным. Это было итогом того, кем я являлся в жизни и даже больше: кем я был, когда пел и тушил овощи для своей семьи и друзей воскресными днями; кем я был, когда просыпался холодными ночами и ничего не хотел так сильно, как теплый свитер, добраться до письменного стола и написать о человеке, кого, как я знаю, никто не знает, но которым на самом деле был мной; кем я был, когда жаждал оказаться голым рядом с другим голым телом, или когда я жаждал оказаться единственным в мире; кем я был, когда ощущал каждую частичку своего тела в бесконечности друг от друга, и каждая частичка при этом клялась, что все еще принадлежит мне.
Я назвал это синдромом Сан-Клементе.
а потом еще и этот временной скачок, и господибоже я ненавижу временные скачки до огненной ярости, потому что это одна из тех вещей в мире, которая вызывается безысходную тоску без всякой особой причины, только потому, что ты знаешь, как было раньше и как потом стало через много лет, и ты не можешь перестать думать, чтобы было бы, "а если, если бы...", и эти миллионы вариантов событий и, главное, то, что они не случились, каждый раз ножом по сердцу.
Время делает нас сентиментальными. Возможно, в конце концов, именно время заставляет нас страдать.
И в тот вечер, когда мы состаримся, мы все еще будем говорить о тех двух молодых людях, как будто они незнакомцы, которых мы повстречали в поезде, которыми мы восхищались и которым хотели помочь. И мы бы хотели назвать это завистью, потому что, назвав это сожалением, мы разобьем себе сердце.
после таких книг хочется и писать так же, но не каждому дано, да еще и сумбурность эта восхищенная, которая не позволяет в полной мере выразить весь восторг, и, собственно, именно то самое чувство, которое сам себе-то словами объяснить не можешь.
отдельная благодарность переводчику, который взялся за это дело, потому что слог действительно потрясающий, очень приятный и завораживающий.
и самое главное - книге пообещали экранизацию, и я уже предвижу, какой это будет крах, потому что, как с книгами Мураками и Домом на краю света - кино может показать те редкие события, которые произошли в книге, может пересказать диалоги... но именно из-за того, что в кино не могут показать мысли, чувства главного героя это каждый раз становится просто блеклой бессмысленной пошлостью, и, о! как обидно за это.